Статья представляет собой вторую часть заключительной публикации по результатам трехлетнего исследовательского проекта, который реализовывался сотрудниками кафедры социологии Российского университета дружбы народов совместно с зарубежными коллегами в целях сопоставительного анализа мировоззренческих приоритетов современной студенческой молодежи. В первой части авторы сосредоточились на обозначении акцентов в ценностях студентов трех стран в сопоставительном контексте. Во второй части авторы продолжают характеризовать ценностную сферу молодых поколений постсоциалистических стран, однако опираясь на эмпирические данные, собранные посредством другого опросного инструментария - посвященного страхам, надеждам и опасениям. Несмотря на активную проработку проблематики катастрофического/кризисного сознания в последние десятилетия и институционализацию социальных страхов как предмета социологического анализа, тематики ценностей и массовых страхов редко взаимоувязываются в эмпирических исследованиях, хотя реальные и «нормальные» страхи (тотальные и рутинизированные в «обществе риска» в терминологии У. Бека) выступают ключевым индикатором ценностных ориентаций, даже если не актуализированы, но презентуются в качестве таковых средствами массовой информации. Серьезные модификации исходного инструментария в чешском и казахстанском опросах ограничили масштаб обобщений данных, но позволили выявить и сопоставить смысложизненные приоритеты и ключевые страхи студентов (в сфере трудоустройства, доходов, личной жизни, здоровья, учебы), общий уровень тревожности молодежи, предпочитаемые стратегии преодоления дискомфортных ситуаций и факторы, обусловливающие состояние тревоги. Полученные данные свидетельствуют, что (а) социальное самочувствие студенческой молодежи весьма амбивалентно во всех трех странах; (б) опасения и надежды российской молодежи схожи скорее с казахстанскими, чем с чешскими сверстниками; (в) оценки чешского студенчества демонстрируют б о льшую определенность и консолидированность молодежного самосознания, а также, по ряду вопросов, тот стереотипный индивидуализм, о котором часто говорят, сравнивая российское «традиционное» общество с западным.
The article is the second part of the publication presenting the empirical results of the three-year study conducted by the Sociology Chair of the RUDN University in cooperation with foreign colleagues to compare the worldview priorities of the today’s student youth. Due to the article size limitations the authors divided the data into two parts: in the first part, they focused on identifying values of three groups of students, which serve as reference points specifying the social action limits and criteria for assessing events and situations. In the second part, the authors continue to characterize values of the younger generations of the post-socialist countries relying on the empirical data collected with another questionnaire focusing on the students’ fears and hopes. In recent decades, the catastrophic/crisis consciousness has been widely studied and social fears were institutionalized as an important subject of sociological analysis. However, value orientations and mass fears are still rarely recognized as interrelated in empirical studies, although real and ‘normal’ fears (total and routinized in the contemporary risk society in U. Beck’s terms) are a key indicator of value orientations even if they are not real but presented as such by the media. Serious modifications of the Russian questionnaire in the Czech and Kazakhstan surveys do not allow for broad comparisons or generalizations; however, the empirical results reveal key life priorities and fears of the students (considering employment, incomes, personal relationship, health, education, etc.), general level of the youth’s anxiety, main strategies to overcome uncomfortable situations, and factors that determine anxiety. The authors conclude that (a) the social well-being of the student youth is very ambiguous in all three countries; (b) in general, fears and hopes of the Russian youth are more similar to their Kazakhstan peers; (c) the Czech students are more certain on a number of issues, which proves their stereotypical western individualism as compared to the Russian ‘traditionalism’.