Российские личные подсобные хозяйства (ЛПХ) характеризуются сегодня рядом парадоксальных черт. В основе этих парадоксов лежит тот факт, что роль ЛПХ в сельском хозяйстве страны меняется, а их будущее остается неопределенным. По мере того, как сельскохозяйственное производство консолидируется в руках все меньшего числа крупных компаний, сетевые поставщики упрочивают позиции на рынке, регулирование санитарных и ветеринарных условий становится все более всеобъемлющим, а российские компании все прочнее интегрируются в глобальные рынки, развитие ЛПХ отстает по всем перечисленным параметрам. Уже сегодня пребывая в состоянии устойчивого спада, в будущем ЛПХ вряд ли смогут преодолеть свою нарастающую маргинализацию, поскольку шансы на изменение данной тенденции крайне малы. Исследователи не наблюдают возможностей для прекращения наметившегося спада сельскохозяйственного производства в ЛПХ ни в абсолютных, ни в относительных показателях. Для российских ЛПХ не характерна гибкость хозяйственных стратегий, поскольку их члены почти не располагают рычагами для смягчения негативного воздействия враждебного экономического окружения и противостояния ограничительным мерам, которые вводят региональные власти. Более того, современные горожане не зависят от продукции ЛПХ в той мере, что прежде, и ЛПХ не помогают государству решать задачи продовольственной политики, т. е. сектор ЛПХ более не считается приоритетным. В этом смысле российский кейс важен для изучения проблем сельского развития: сектор ЛПХ вносит все меньший вклад в экономический рост; взаимоотношения мелких и крупных хозяйств стали столь конкурентными, что ЛПХ вряд ли способны выиграть противостояние с крупными производителями; ЛПХ продолжают производить продукты питания для собственного потребления, но их вклад в местное продовольственное обеспечение продолжает сокращаться.
Contemporary Russian smallholders - lichnoe podsobnoe khoziaistvo (LPKh) - are characterized by a number of paradoxes. At the core of these paradoxes is that the role of LPKh in the agricultural system is changing and its future is uncertain. As agricultural production in Russia becomes more concentrated in fewer companies, as supply lines are strengthened, as regulation of sanitary and veterinary conditions become more comprehensive, and as Russian companies are more integrated to global markets, LPKh is falling behind on each dimension. Already in production decline, smallholders are likely to experience continued marginalization into the future. The prospects for reversal of marginalization are poor. It is difficult to see how smallholders’ downward drift in Russia, either relative or absolute, can be stopped. LPKh in Russia lack resiliency in that operators have few levers to mitigate the effects of an increasingly hostile economic environment or to reverse the restrictive policies that emanate from regional governments. Moreover, contemporary urban consumers do not depend on LPKh output as before and the sector does not help the state attain its goals, which means that the LPKh sector is not a priority. The Russian case adds to the development literature by showing a smallholder sector that is making progressively less contribution to economic growth. Further, smallholder-large farm relations are competitive in a way that smallholders cannot possibly win. The household sector will continue to produce food for self-provision but its contribution to local food supply is likely to decline.