Бегство от государства и предотвращение государства: роль размещения, сельского хозяйства и социальной структуры

Проведенное Джеймсом Скоттом сравнительное изучение зон бегства от государства показывает, что, несмотря на всю их географическую, культурную и временну́ю разбросанность, они обладают рядом общих черт. К какой бы исторической эпохе они ни принадлежали, большинство этих осколочных зон, куда с течением времени устремлялись самые разные группы, отличает особая этническая и лингвистическая сложность и подвижность. Помимо предпочтения особо удаленных и труднодоступных приграничных территорий, переселяющиеся сюда народы, как правило, придерживались таких хозяйственных практик, которые максимально увеличивали их рассеяние, мобильность и сопротивляемость государственному поглощению. Их социальная структура также способствовала пространственному рассредоточению, разделению и переформатированию групп, в результате чего они казались внешнему миру некоей бесформенной массой, в которой отсутствовали явные институциональные рычаги для внедрения проектов унифицированного централизованного управления. И, наконец, многие группы на внегосударственном пространстве отличали сильные, даже жестокие традиции поддержания эгалитаризма и автономии одновременно на поселенческом и родовом уровне, которые эффективно противостояли установлению тирании и устойчивой социальной иерархии. Географическая удаленность, мобильность, подбор сельскохозяйственных культур и технологий земледелия, а также социальная структура без верховной власти и рычагов управления, несомненно, представляют собой приемы избегания государства. Однако народы уклонялись не от отношений с государствами, а от статуса их подданных. Жители государственных периферий старательно избегали жесткого контроля налоговой системы с ее способностью выбивать из подданных прямые налоги и трудовые отработки. Однако зачастую они стремились установить такие отношения с равнинными государствами, которые бы сочетались с высокой степенью политической автономии. Горы (зоны бегства) и равнины (зоны государственности) были дополняющими друг друга агроэкологическими нишами, что, как правило, означало постоянную конкуренцию равнинных государств за возможность получать товары гор и пополнять их жителями собственное население.

State evasion and state prevention: Geographical location, agriculture, and social structure

The comparative study of the zones of refuge conducted by James Scott shows that despite their geographical, cultural, and temporal dispersion, they share a few common, diagnostic characteristics. If they were of any historical depth, most shatter zones to which various groups have repaired over time display something of the ethnic and linguistic complexity and fluidity. Aside from being located in remote marginal areas that are difficult of access, such peoples are also likely to have developed subsistence routines that maximize dispersion, mobility, and resistance to appropriation. Their social structure as well is likely to favor dispersion, fission, and reformulation and to present to the outside world a kind of formlessness that offers no obvious institutional point of entry for would-be projects of unified rule. Finally, many groups in extrastate space appear to have strong, even fierce, traditions of egalitarianism and autonomy both at the village and familial level that represent an effective barrier to tyranny and permanent hierarchy. Geographical remoteness, mobility, choice of crops and cultivation techniques, and, frequently, a “no handles” acephalous social structure, are, to be sure, measures of state evasion. But it is crucial to understand that what is being evaded is not a relationship per se with the state but an evasion of subject status. What hill peoples on the periphery of states have been evading is the hard power of the fiscal state, its capacity to extract direct taxes and labor from a subject population. They have, however, actually sought relationships with valley states that are compatible with a large degree of political autonomy. In particular, a tremendous amount of political conflict has been devoted to the jockeying for advantage as the favored trading partner of one lowland emporium or another. Hills and valleys were complementary as agro-ecological niches. This meant in effect that adjacent valley states typically competed with one another to acquire hill products and populations.